Неточные совпадения
К сожалению, летописцы не предвидели
страшного распространения этого
зла в будущем, а потому, не обращая должного внимания на происходившие перед ними факты, заносили их в свои тетрадки с прискорбною краткостью.
Это не человек, а машина, и
злая машина, когда рассердится, — прибавила она, вспоминая при этом Алексея Александровича со всеми подробностями его фигуры, манеры говорить и его характера и в вину ставя ему всё, что только могла она найти в нем нехорошего, не прощая ему ничего зa ту
страшную вину, которою она была пред ним виновата.
Ах!
злые языки
страшнее пистолета.
Самгин вынул из кармана брюк часы, они показывали тридцать две минуты двенадцатого. Приятно было ощущать на ладони вескую теплоту часов. И вообще все было как-то необыкновенно, приятно-тревожно. В небе тает мохнатенькое солнце медового цвета. На улицу вышел фельдшер Винокуров с железным измятым ведром, со скребком, посыпал лужу крови
золою, соскреб ее снова в ведро. Сделал он это так же быстро и просто, как просто и быстро разыгралось все необыкновенное и
страшное на этом куске улицы.
— Сегодня — пою! Ой, Клим, страшно! Ты придешь? Ты — речи народу говорил? Это тоже страшно? Это должно быть
страшнее, чем петь! Я ног под собою не слышу, выходя на публику, холод в спине, под ложечкой — тоска! Глаза, глаза, глаза, — говорила она, тыкая пальцем в воздух. — Женщины —
злые, кажется, что они проклинают меня, ждут, чтоб я сорвала голос, запела петухом, — это они потому, что каждый мужчина хочет изнасиловать меня, а им — завидно!
Она уже пережила их несколько, теперь переживает одну из самых
страшных, а внутри ее еще прячется самая
злая, которой никто не знает и которую едва ли сотрет время.
Улыбка на черном лице имеет что-то
страшное и
злое.
Вместо твердого древнего закона — свободным сердцем должен был человек решать впредь сам, что добро и что
зло, имея лишь в руководстве твой образ пред собою, — но неужели ты не подумал, что он отвергнет же наконец и оспорит даже и твой образ и твою правду, если его угнетут таким
страшным бременем, как свобода выбора?
Злой Ярило,
Палящий бог ленивых берендеев,
В угоду им поклялся
страшной клятвой
Губить меня, где встретит.
Может, Бенкендорф и не сделал всего
зла, которое мог сделать, будучи начальником этой
страшной полиции, стоящей вне закона и над законом, имевшей право мешаться во все, — я готов этому верить, особенно вспоминая пресное выражение его лица, — но и добра он не сделал, на это у него недоставало энергии, воли, сердца. Робость сказать слово в защиту гонимых стоит всякого преступления на службе такому холодному, беспощадному человеку, как Николай.
Но торжеством его искусства была одна картина, намалеванная на стене церковной в правом притворе, в которой изобразил он святого Петра в день
Страшного суда, с ключами в руках, изгонявшего из ада
злого духа; испуганный черт метался во все стороны, предчувствуя свою погибель, а заключенные прежде грешники били и гоняли его кнутами, поленами и всем чем ни попало.
Позитивисты, исповедующие социальные утопии, ждут
страшного суда над
злом прошлого, ждут окончательного торжества правды на земле, но смешивают правду Божью с правдой человеческой, суд Божий с судом человеческим, чаяния Христа-Мессии с чаяниями Антихриста, земного бога.
Ожидание мессианского исхода,
страшного суда над
злом и торжества царства Божьего в мире проходит через всю мировую историю.
Злая волшебница прогневалась на моего родителя покойного, короля славного и могучего, украла меня, еще малолетнего, и сатанинским колдовством своим, силой нечистою, оборотила меня в чудище
страшное и наложила таковое заклятие, чтобы жить мне в таковом виде безобразном, противном и
страшном для всякого человека, для всякой твари божией, пока найдется красная девица, какого бы роду и званья ни была она, и полюбит меня в образе страшилища и пожелает быть моей женой законною, и тогда колдовство все покончится, и стану я опять попрежнему человеком молодым и пригожиим; и жил я таковым страшилищем и пугалом ровно тридцать лет, и залучал я в мой дворец заколдованный одиннадцать девиц красныих, а ты была двенадцатая.
Так они и прослужили всю панихиду. А когда очередь дошла до последнего воззвания, то Осадчий, наклонив вниз голову, напружив шею, со странными и
страшными, печальными и
злыми глазами заговорил нараспев низким голосом, рокочущим, как струны контрабаса...
Хмелея постепенно, он сначала начинал задирать людей насмешками, самыми
злыми, рассчитанными и как будто давно заготовленными; наконец, охмелев совершенно, он приходил в
страшную ярость, схватывал нож и бросался на людей.
Узнай, Руслан: твой оскорбитель
Волшебник
страшный Черномор,
Красавиц давний похититель,
Полнощных обладатель гор.
Еще ничей в его обитель
Не проникал доныне взор;
Но ты,
злых козней истребитель,
В нее ты вступишь, и злодей
Погибнет от руки твоей.
Тебе сказать не должен боле:
Судьба твоих грядущих дней,
Мой сын, в твоей отныне воле».
И вот для решения вопроса, самая постановка которого показывает непонимание учения, были произнесены на этом собрании, как это описывает книга Деяний, в первый раз долженствовавшие внешним образом утвердить справедливость известных утверждений, эти
страшные, наделавшие столько
зла, слова: «угодно святому духу и нам», т. е. утверждалось, что справедливость того, что они постановили, засвидетельствована чудесным участием в этом решении святого духа, т. е. бога.
Замечательно при этом то, что революционеры нападали на принцип непротивления
злу насилием, несмотря на то, что он самый
страшный и опасный для всякого деспотизма, так как с тех пор, как стоит мир, на противоположном принципе, необходимости противления
злу насилием, основывались и основываются все насилия, от инквизиции до Шлиссельбургской крепости.
Каждый раз мальчик замечал, что, наговорив о
злой силе ведьм и колдунов много
страшного, Власьевна вдруг как будто сама пугалась и торопливо, жарким шёпотом убеждала его...
Ох, вышел грех, большой грех… — пожалела Татьяна Власьевна грешного человека, Поликарпа Семеныча, и погубила свою голову, навсегда погубила. Сделалось с нею
страшное, небывалое… Сама она теперь не могла жить без Поликарпа Семеныча, без его грешной ласки, точно кто ее привязал к нему. Позабыла и мужа, и деток, и свою спобедную головушку для одного ласкового слова, для приворотного
злого взгляда.
Мальчик, стриженый, в серой блузе, подал Лаптеву стакан чаю без блюдечка; немного погодя другой мальчик, проходя мимо, спотыкнулся о ящик и едва не упал, и солидный Макеичев вдруг сделал
страшное,
злое лицо, лицо изверга, и крикнул на него...
Но однажды Серафине удалось подслушать, как ее дочь и Гварначья обсуждали план своего бегства, — в эту
злую минуту она решилась на
страшное дело.
И слабеньким своим голосом он долго говорил Чекко о том, что затеяно в жизни ее честными людьми, о том, как они хотят победить нищету, глупость и всё то,
страшное и
злое, что рождается глупостью и нищетой…
Точно птицы в воздухе, плавают в этой светлой ласковой воде усатые креветки, ползают по камню раки-отшельники, таская за собой свой узорный дом-раковину; тихо двигаются алые, точно кровь, звезды, безмолвно качаются колокола лиловых медуз, иногда из-под камня высунется
злая голова мурены с острыми зубами, изовьется пестрое змеиное тело, всё в красивых пятнах, — она точно ведьма в сказке, но еще
страшней и безобразнее ее; вдруг распластается в воде, точно грязная тряпка, серый осьминог и стремительно бросится куда-то хищной птицей; а вот, не торопясь, двигается лангуст, шевеля длиннейшими, как бамбуковые удилища, усами, и еще множество разных чудес живет в прозрачной воде, под небом, таким же ясным, но более пустынным, чем море.
Беседы дяди Петра напоминали Евсею материны сказки; кузнец тоже, должно быть, видел в огне горна и чертей, и бога, и всю
страшную человеческую жизнь, оттого он и плакал постоянно. Евсей слушал его речи, легко запоминал их, они одевали его сердце в жуткий трепет ожидания, и в нём всё более крепла надежда, что однажды он увидит что-то не похожее на жизнь в селе, на пьяных мужиков,
злых баб, крикливых ребятишек, нечто ласковое и серьёзное, точно церковная служба.
Кроме того, Зинка умел рассказывать разные
страшные сказки и достоверные истории про домовых, водяных, а также колдунов и вообще
злых людей и, что всего дороже, умел так же хорошо слушать и себе на уме соглашаться со всем, что ему говорил его барин.
Зло Варвару берет
страшное.
Я слушал ее тяжелую исповедь и рассказ о своих бедствиях, самых
страшных бедствиях, которые только может испытать женщина, и не обвинение шевелилось в моей душе, а стыд и унизительное чувство человека, считающего себя виновным в
зле, о котором ему говорят.
Темные,
злые,
страшные и пленительные слухи ходили о царице Астис в Иерусалиме.
Исполненный благодарности к молодым господам своим, которые так слепо доверяли его честности свое состояние, так безусловно поручали ему
страшную обузу управления полуразоренного имения, он старался всеми силами если не вполне оправдать их доверие, то по крайней мере не употреблять его во
зло.
—
Страшные деньги, сколько
зла они делают! — сказала, она.
Дульчин. То, что я могу еще исправиться; потому что я не
злой, не совсем испорченный человек. Другие губят и свое, и чужое состояние хладнокровно; а я сокрушаюсь, на меня нападают минуты
страшной тоски. А как бы мы могли жить с тобой, если б не мое безумие, если б не моя преступная распущенность!
Но Кувалда молчал. Он стоял между двух полицейских,
страшный и прямой, и смотрел, как учителя взваливали на телегу. Человек, державший труп под мышки, был низенького роста и не мог положить головы учителя в тот момент, когда ноги его уже были брошены в телегу. С минуту учитель был в такой позе, точно он хотел кинуться с телеги вниз головой и спрятаться в земле от всех этих
злых и глупых людей, не дававших ему покоя.
Когда человечество, еще не сознавая своих внутренних сил, находилось совершенно под влиянием внешнего мира и, под влиянием неопытного воображения, во всем видело какие-то таинственные силы, добрые и
злые, и олицетворяло их в чудовищных размерах, тогда и в поэзии являлись те же чудовищные формы и та же подавленность человека
страшными силами природы.
Рот был начальник самый бедовый, каких не дай господи встречать: человек сухой, формалист, желчный и
злой, притом такая
страшная придира, что угодить ему не было никакой возможности.
Отвожу я от тебя чорта
страшного, отгоняю вихоря бурного, отдаляю от лешего одноглазого, от чужого домового, от
злого водяного, от ведьмы Киевской, от
злой сестры ее Муромской, от моргуньи-русалки, от треклятыя бабы-яги, от летучего змея огненного, отмахиваю от ворона вещего, от вороны-каркуньн, защищаю от кащея-ядуна, от хитрого чернокнижника, от заговорного кудесника, от ярого волхва, от слепого знахаря, от старухи-ведуньи, а будь ты, мое дитятко, моим словом крепким в нощи и в полунощи, в часу и в получасьи, в пути и дороженьке, во сне и наяву укрыт от силы вражией, от нечистых духов, сбережен от смерти напрасный, от горя, от беды, сохранен на воде от потопления, укрыт в огне от сгорения.
Доктор, позеленевший от множества выпитого им вина, все дразнил Розку, доводя ее до
злых слез, и шутил какие-то
страшные шутки. А телеграфист Коля почему-то расплакался, стучал кулаками по столу и орал...
Подымайся, туча-буря,
С полуночною грозой!
Зашатайся, лес дремучий,
Страшным голосом завой!
Чтоб погони
злой боярин
Вслед за нами не послал…
Мелания. Егор! В пропасть летишь! В пасть адову… В такие дни… Все разрушается, трон царев качают
злые силы… антихристово время… может —
Страшный суд близок…
Старухи говорили: это знак,
Который много счастья обещает.
И про меня сказали точно так,
А правда ль это вышло? — небо знает!
К тому же полуночный вой собак
И
страшный шум на чердаке высоком —
Приметы
злые; но не быв пророком,
Я только покачаю головой.
Гамлет сказал: «Есть тайны под луной
И для премудрых», — как же мне, поэту,
Не верить можно тайнам и Гамлету?..
Черногорцев я себе, конечно, представляла совершенно черными: неграми — представляла, Пушкиными — представляла, и горы, на которых живет это племя
злое, — совершенно черные: черные люди в черных горах: на каждом зубце горы — по крохотному
злому черному черногорчику (просто — чертику). А Бонапарте, наверное, красный. И
страшный. И один на одной горе. (Что Бонапарте — тот же Наполеон, который в воздухе носится, я и не подозревала, потому что мать, потрясенная возможностью такого вопроса, ответить — забыла).
О. Игнатий умолк, и ему представилось что-то большое, гранитное,
страшное, полное неведомых опасностей и чуждых, равнодушных людей. И там, одинокая, слабая, была его Вера, и там погубили ее.
Злая ненависть к
страшному и непонятному городу поднялась в душе о. Игнатия и гнев против дочери, которая молчит, упорно молчит.
Ночь будет
страшная, и буря будет
злая,
Сольются в мрак и гул и небо и земля…
А завтра, может быть, вот здесь волна седая
На берег выбросит обломки корабля.
Вот уже это признание почти совсем готово, вот уже оно вертится на языке, само высказывается в глазах, но… бог знает почему, только чувствуется в то же время, что в этом признании есть что-то роковое — и слово, готовое уже сорваться, как-то невольно, само собою замирает на языке, а тяжелая дума еще
злее после этого ложится на сердце, в котором опять вот кто-то сидит и шепчет ему
страшное название, и дарит его таким бесконечным самопрезрением.
За одиннадцать лет, при ежедневной езде, наверное, было пережито немало интересных приключений. В ясные летние и в суровые осенние ночи или зимою, когда тройку с воем кружит
злая метель, трудно уберечься от
страшного, жуткого. Небось не раз носили лошади, увязал в промоине тарантас, нападали
злые люди, сбивала с пути вьюга…
В евангельской притче о
Страшном суде изображается некое разделение человечества на овец и козлищ [См.: Мф. 25:31–46.]; оно имеет в своей основе относительный перевес добра или
зла в человеке, оказывающий влияние на его судьбу.
Отчего не убить старушонку-процентщицу — так себе, «для себя», чтоб только испытать
страшную радость свободы? Какая разница между жертвою жизнью в пользу человечества и какою-нибудь сладострастною, зверскою шуткою? Отчего невозможно для одного и того же человека изнасиловать малолетнюю племянницу г-жи Ресслих и все силы свои положить на хлопоты о детях Мармеладовой? Для чего какая-то черта между добром и
злом, между идеалом Мадонны и идеалом содомским?
Но потом, в конце романа, в мрачной и
страшной картине падения человеческого духа, когда
зло, овладев существом человека, парализует всякую силу сопротивления, всякую охоту борьбы с мраком, падающим на душу и сознательно, излюбленно, со страстью отмщения принимаемым душою вместо света, — в этой картине — столько назидания для судьи человеческого, что, конечно, он воскликнет в страхе и недоумении: «Нет, не всегда мне отмщение, и не всегда Аз воздам», и не поставит бесчеловечно в вину мрачно павшему преступнику того, что он пренебрег указанным вековечно светом исхода и уже сознательно отверг его».
Я вспоминаю всех людей, каких только я знаю, и все они представляются мне мелкими, глупыми,
злыми и неспособными хотя бы на одну каплю уменьшить то
страшное горе, которое я теперь вижу; церковные сумерки делаются гуще и мрачнее, и божия матерь с Иоанном Богословом кажутся мне одинокими.